Твиттер, Фейсбук, Вконтакте и другие системы первой необходимости

Билл Гейтс некогда сказал: «Если тебя нет в Интернете, то тебя нет в бизнесе». Сегодня цитату можно перефразировать более радикально – если тебя нет в социальных сетях, то тебя нет. Это звучит жестко, однако факт остается фактом – социальные сети вербуют все больше и больше адептов, и не похоже, что эта мода скоро пройдет. Слишком удобно, слишком увлекательно, слишком затягивает…

В центре Digital October на Берсеневской набережной состоялся круглый стол «Как социальные медиа меняют мир» с участием российских и мировых экспертов медиарынка. О том, как Фейсбук, Твиттер и иже с ними провоцируют прямо-таки кафкианские метаморфозы медиапространства и психики – читайте в этом материале.

До и после

В самом начале круглого стола гости с подачи Юрия Сапрыкина, шеф-редактора объединенной компании «Афиша-Рамблер» и ведущего встречи, решили обсудить то, как за последние пять лет изменилась их жизнь, что они научились делать такого, что еще недавно было невозможно или ненужно.

Максим Кашулинский, генеральный директор портала Slon.ru, заметил, что если пять лет назад он с утра прочитывал две газеты – «Ведомости» и «Коммерсант», то сейчас он полностью переключился на Фейсбук и Твиттер, исходя из предположения, что  все  сколько-нибудь значимые материалы, так или иначе, отметят его «френды»: «Что касается работы журналиста, то я уже не могу представить, как профессионал может выполнять свои обязанности без постоянного вовлечения в социальные медиа. Более того – все разработки, которые мы делаем на сайте, формируются с прицелом на то, как они будут выглядеть в Фейсбуке, Вконтакте или Твиттере».

Давид Карр, штатный журналист The New York Times и ветеран индустрии, который пишет о медиа-рынке уже 25 лет, признался, что сначала традиционные медиа  видели в социальных сетях угрозу, а сейчас произошло вполне успешное слияние: «У нас 70 блогов и огромное количество «фолловеров» в Твиттере. Именно благодаря социальным медиа, контент газеты сейчас находит свою аудиторию, каждые четыре секунды в Титтере появляются заголовки наших репортажей, поэтому мы называем социальные медиа «врагами, которые стали друзьями». Что касается меня, то работа стала нескончаемой. Несколько лет назад я писал статью, сдавал ее редактору и спокойно оправлялся домой. Сейчас я тружусь 24 часа в сутки – пишу текст, размещаю его в блоге, комментирую то, что мне присылают читатели – в общем, это постоянный круг работы, и, если честно, это довольно сильно изматывает».

Сергей Кузнецов, писатель и основатель компании Sergey Kuznetsov Content Group, специализирующейся на продвижении через социальные медиа, заметил, что за последнее время стало очевидным то, что все, связанное с журналистской работой, несколько размылось: «Десять лет назад я решил перестать быть журналистом, поскольку решил, что если уж я захочу написать что-то о книжках и кино, то сделаю это в блоге, а деньги заработаю каким-нибудь другим способом. Сейчас же я понимаю, что журналистом все-таки остался и, более того, – выяснилось, что огромное количество крупных брендов строят свою маркетинговую политику на том, что становятся «вещателями». Есть, например, такое СМИ Nike, которое рассказывает о разном спорте, о том, как хорошо играть в футбол и так далее. Вообще с журналистской работой сейчас связано все больше людей: часть из них называет себя блоггерами, часть – работает в традиционных СМИ, а некоторые снимают ролики и пишут тексты для производителей всевозможных товаров (и даже не для того, чтобы отрекламировать какой-то продукт, а просто – рассказать историю, чему-то обучить, настроить на определенную волну). Люди любят рассказывать истории, и с каждым годом становится всё больше инструментов, чтобы эти истории друг другу рассказывать».

Люди против брендов

Технические революции в области медиа всегда, так или иначе, влияли на их содержание, на то, каким образом информация передается и воспринимается. Воцарение социальных медиа – не исключение. Так, Юрий Сапрыкин  привел в пример Твиттер весьма консервативного новостного сайта lenta.ru, представляющий собой поток шуток по поводу новостей, которые на самом сайте выглядят весьма серьезно и даже порой несколько чопорно.

Михаил Идов, писатель и главный редактор журнала GQ в России, обратил внимание на то, что главное изменение, которое принесли социальные сети в содержание информационных сообщений, заключается в том, что отныне фактически каждый сайт в мире является новостным. Каким бы ни был профиль издания, к нему всегда добавляется  топ Твиттера: скажем, спорт плюс то, о чем все говорят в социальных сетях. «Когда я только пришел в редакцию российского GQ, умерла Уитни Хьюстон. Я заметил, что у нас на сайте нет никакой информации по этому поводу, а мне ответили, что это не наш формат – ведь мы про моду, запонки и так далее. А мне кажется совершенно очевидным, что если умерла Уитни Хьюстон, и весь мир об этом говорит хотя бы пятнадцать минут, то вы должны найти на YouTube ее клипы, поставить их на сайт и стать частью этого всемирного полилога, который закольцовывается сам на себя. А вот какой именно клип вы поставите – это уже вопрос вашего формата. Например, можно найти видео ее знаменитого дуэта с Сержем Генсбуром, как это сделали мы. Ваш тематический профиль определяет ваш подход, стиль, а содержание – в меньшей степени».

Максим Кашулинский напомнил, что в любом случае остается некоторое конечное количество контента, которое потребляет любой читатель. Есть истории, которые могут быть представлены в виде журнального репортажа или развернутого поста в блоге. Есть такой тип контента, как мнения, и они опять же могут быть выражены в виде краткого твита, поста в блоге или развернутой колонки. Наконец, есть креативные форматы – видеоролики, тесты, комиксы, картинки, слайд-шоу, которые были невозможны до появления Интернета. «Практически все эти форматы, так или иначе, существовали и до социальных сетей и, видимо, будут с нами всегда. Но с появлением социальных медиа усилилось значение таких понятий, как тренд и бренд. Читатель доверяет тем источникам информации, которые имеют свой пусть даже микробренд. «Коммерсант» – это бренд. Nike – это бренд. И твиттер KremlinRussia – это тоже бренд. Происходит вот что – если история рассказана источником, у которого нет бренда, то ее успех зависит от того, сколько других источников, у которых с брендом все в порядке, эту историю процитируют. Таким образом, вес истории умножается, она получает достоверность. Я согласен с тем, что в какой-то степени все сайты действительно становятся новостными, и в то же время новости в традиционном смысле утрачивают лицо, они становятся обезличенным товаром. Здесь важно то отношение, которое медиа вкладывают в подачу новости, в интонацию, с которой эти новости передаются. В принципе, я считаю, что из этой интонации и состоит бренд в медиапространстве».

Работать на дядю Цукерберга

Традиционные медиа приучили своих легионеров к тому, что за свои произведения можно получить зарплату и гонорар. Однако сегодня, в эпоху социальных сетей и блогов, работникам СМИ приходится свыкнуться с тем, что многие готовы выдавать что-то интересное многим, и удовлетвориться лишь «лайками» и перепостами.

В ходе круглого стола Дэвид Карр спросил других участников, осознают ли они, что размещая информацию, например, в Фейсбуке, создают капитал чужой иностранной компании: «Что волнует меня в этой ситуации – у меня 350 тысяч «фолловеров» на Твиттере, но это не мои твиты, они не принадлежат мне. Они принадлежат компании, которая размещает рекламу на своем сайте, зарабатывает деньги на мне, поэтому я в некоторой степени чувствую себя таким наемным крепостным рабочим Твиттера».

«Владимир Путин тоже нас часто об этом предупреждает, – ответил Юрий Сапрыкин. – Вообще, когда я захожу в Фейсбук, я не каждый раз думаю о том, что кидаю монетку Цукербергу. Более того – даже если у меня возникает такая мысль, я не против поделиться частью своих доходов с человеком, который придумал для меня такую  удобную вещь».

Сергей Кузнецов заметил, что он, будучи писателем, хорошо знает, что пишет что-то не для того, чтобы на этом прилично заработать: «Я думаю, что если не считать Стивена Кинга, Бориса Акунина и еще тысячной доли процента пишущих людей, большинство писателей не живет на деньги, полученные от продажи книг. Впрочем, многие писатели находят способ монетизации славы. Понятно, что Иосиф Бродский жил не на гонорары издательства «Ардо» за свои стихи, у него были лекции, премии и все остальное. И в этом смысле история человека, контент которого разбегается по Фейсбуку, устроена также. Господин Карр не может взять с каждого из своих читателей в Твиттере по копеечке. Но стоимость его как бренда, очевидно, увеличивается от того, что его читают тысячи людей. Когда мы как блоггеры, как писатели или как журналисты что-то пишем, и это разбегается по сетям – мы получаем даже не свои 15 минут славы, обещанные Уорхолом, а много больше. Но во что мы их превратим – в любовь нашей жизни, в приятные знакомства, в социальные связи, в деньги напрямую – это уже отдельная тема».

Особенности национального Фейсбука

За последние годы было пропето немало од тому, как социальные сети позволяют самоорганизовываться, объединяться в различные движения, бороться с аппаратом государственного подавления и делать революции. Однако, как заметил Юрий Сапрыкин, с одной стороны, мы видим людей, которые могут договориться, куда они пойдут и на какую площадь выйдут, а с другой – каждый пункт повестки дня вызывает раздор, споры и все то, что в интеллигентских кругах зовется емким словом «срач».

Сергей Кузнецов: «Я думаю, что это не российская особенность. Просто так устроена человеческая интеракция. Мне кажется, в XVIII веке люди собирались в парижском кафе, и один человек, который был чуть более грамотным, зачитывал газету или показывал в ней картинку, где был изображен Луи-Филипп в виде груши или какая-нибудь порнографическая карикатура (очень любили тогда порнографические карикатуры). И все кругом начинали это обсуждать, ржали, в общем, условно «лайкали» – все было то же самое, только народу было чуть меньше и дистрибуция была более затруднена. 

Вообще если говорить о влиянии социальных медиа на происходящее в мире и в России в частности, то у меня была лет пять назад такая теория: дело в том, что структура социальных медиа, которыми мы пользуемся – будь то Фейсбук или Твиттер – это системы, придуманные в Америке, и они своей структурой копируют американское гражданское общество, где то, кем ты являешься, определяет круг твоего общения. Именно поэтому есть комьюнити в  ЖЖ, есть страницы, которые ты «залайкал», поскольку для людей, которые придумали инструменты, о которых мы говорим, естественно таким вот образом определять незнакомцев. Россия, Египет и Тунис получили кальку со структуры американского гражданского общества, где люди отлично самоорганизуются в маленькие группки для решения локальных проблем. И сперва в Фейсбуке и ЖЖ решались именно локальные проблемы – там протестовали против мелких несправедливостей, собирали деньги на благотворительность, ну, а потом все доигрались до масштабных протестных движений и революций».

Максим Кашулинский высказал предположение, что отличительная особенность русского Фейсбука в том, что у россиян сравнительно мало связей с зарубежными пользователями этой социальной сети, то есть Россия, в некотором смысле, варится в собственном соку. Во-вторых, Фейсбук на Западе – это гораздо более частное дело, чем в России: «У нас в Фейсбуке решаются судьбы страны, разворачиваются ссоры и споры, и по моим ощущениям – это именно российская черта».

Михаил Идов, который долго жил и писал в Америке, поддержал Максима Кашулинского: «Да, американский Фейсбук – скорее инструмент для выяснения отношений с друзьями и родственниками. На мой взгляд, россияне используют Фейсбук так, как, например, американцы используют Твиттер. То есть многие из моих так называемых друзей в Фейсбуке – это такие молчаливые люди, которые просто читают и ничего не пишут. Сегодня факт, что можно просто «подписаться» на людей, не кажется странным, но год назад, когда этой функции на Фейсбуке не было, это было несколько необычно – я не понимал, зачем меня добавляют в друзья, если не хотят ничего сообщить и чем-то поделиться».

Полное погружение

«Моя сознательная жизнь делится на три основных этапа. Раньше я просыпалась и делала зарядку. Потом, после пробуждения, я первым делом включала компьютер. А сейчас я просыпаюсь и ныряю в Фейсбук, – рассказывает копирайтер Ольга Дробышева, посетитель круглого стола  в Digital October. – В Фейсбуке у меня всё: друзья, развлечения, информация. Фактически, это сейчас оперативная система моей жизни!».

Дизайнер мебели Виктория Бондаренко, которая также посетила мероприятие, была более сдержанной: «Нет, конечно же, нельзя сказать, что без социальных сетей моя жизнь стала бы сильно хуже. Но не могу не признать, что привычка появилась. Главным образом потому, что я недавно переехала в Москву из Самары, и именно социальные сети позволяют мне постоянно поддерживать связь с друзьями и близкими. Позвонить или написать – это одно, а вот кинуть на страничку значимую песню, видео, картинку – совсем другое, это для меня обмен эмоциями. Кроме того, я не уверена, что без социальных сетей смогла бы так быстро адаптироваться в новом городе. Сегодня  поэтические чтения, завтра митинг, послезавтра флэшмоб – скучать не приходится, пара кликов мыши – и ты в гуще событий».

«Каков для меня основной итог этой встречи… Надо купить iPad, iPhone, зарегистрироваться везде, где можно, потому что иначе я необратимо отстану от жизни и вымру, как динозавр, – говорит Виктор Солнцев, который назвал себя «свободным художником». – А если серьезно, то это просто бизнес. Небольшая часть людей зарабатывает в социальных сетях деньги или имя, а подавляющее большинство растрачивает жизнь на ерунду. Читать всех этих «френдов», постить картинки и тексты, отслеживать каждый плевок, чтобы быть «в струе»… Спасибо, я лучше книгу почитаю или хороший журнал».

Марина Алексеева, психолог, коуч:

– Конечно, сегодня рано говорить о том, как социальные сети влияют на человека. Здесь могут быть и позитивные, и негативные стороны. В чем я вижу опасность – в том, что современный человек неизбежно находится в состоянии информационной перегрузки, его внимание настойчиво запрашивает огромное количество объектов. Нам все сложнее сосредоточиться на продолжительное время, расслабиться, побыть наедине со своими мыслями, появляется усталость как бы неизвестно откуда, что особенно негативно влияет на подростков.

Потом, насколько я понимаю, важно не просто быть способным обрабатывать огромное количество зачастую ненужной информации, но и самому быть информационным поводом. Пятнадцать минут славы – теперь это не возможная перспектива, а чуть ли не обязанность. Все приличные люди прославились – хотя бы глупым комиксом, хотя бы видеороликом на YouTube. Отсутствие «лайков» и перепостов, уменьшение количества «френдов» и «фолловеров» в Твиттере – новейшие причины фрустрации. Я все чаще встречаю людей, которые признаются, что их истинное желание – быть замеченным, и, по большому счету, им все равно, какой ценой. Одиночество в толпе, тотальная разобщенность и постоянное информационное раздражение – вот как бы я определила обстановку, в которой всем нам приходится жить. Крепкое психическое здоровье и здравый смысл – это то, что нам всем очень нужно и то, что будет встречаться, увы, все реже.

Ян Муравьев-Апостол

• Код для вставки в блог