Абсолютный лидер профессии, создатель особого канона на отечественном телевидении – вот лишь пара неофициальных, но заслуженных «титулов» Леонида Парфенова, который на днях представил пятый том своей энциклопедии «Намедни. Наша эра. 2001-2005». Нам удалось задать ему несколько вопросов – как об этой книге, так и просто о наболевшем.

– Какие «события, люди, явления» из пятого тома вашей книги вы считаете самыми значимыми?

– Знаете, у меня нет к ним такого отношения, что вот это мое любимое, а вот это – нет. В принципе, есть такое внутреннее жаргонное определение – «гиперфеномен». И мы пользуемся им при верстке – для «гиперфеномена» используем большую фотографию и разворот. Так мы верстали материалы про войну в Ираке, «Норд-Ост», Беслан. Но назвать эти события любимыми у меня язык не повернется.

Собственно говоря, моя необъективность заключается в том, что я что-то выделяю больше, что-то меньше. Я стараюсь таким образом подчеркнуть события, которые надолго сохраняют свое воздействие и влияние на реальность. Например, главка «Силовики». Или «Офисный планктон». Или, скажем, «Дело ЮКОСА» – понятно, что это сериал. Или рассказ о лабрадоре Конни, которая когда-то была вторым политическим лицом страны… Но не то, чтобы мне это нравится. Мне важно, чтобы это понравилось вам, чтобы это стало нашим совместным припоминанием. Чтобы вы, перелистывая, вспоминали и думали – «да, вот это важно, это происходило с нами». Конечно, это доставляет мне определенное профессиональное удовольствие, но если бы это не читали, я бы ни за что это делать не стал. Никаких проблем с самовыражением – вроде «не могу молчать» – у меня нет.

– Что вы уже сейчас можете сказать о будущем шестом томе «Намедни»?

– Шестой том будет, наверное, с шестого по десятый год, чтобы складно было. Выйдет книга, очевидно, через год. У меня где-то полтора фильма в год выходит, и полтора тома. В среднем. На обложке, наверное, будет что-нибудь на букву «i», либо наладонник, либо какая-нибудь планшетка. Важно, чтобы это был коммуникатор, соответствующий эпохе, как плазменный жидкокристаллический телевизор с обложки пятого тома соответствует эпохе начала двухтысячных.

– Как долго вы собираетесь продолжать эту серию?

– Знаете, я так далеко не загадываю. Теоретически можно выпускать один том в пять лет. Главное, чтобы это было кому-то интересно…

– Вы открываете широкой аудитории забытые русские имена, как, например, изобретателя Владимира Зворыкина в своем документальном фильме «Зворыкин-Муромец». Ждут ли нас какие-то новые открытия от Леонида Парфенова?

– Вы знаете, по-разному бывает. Для кого-то Зворыкин совсем не открытие. Я буду сейчас делать большой фильм о русских западниках через призму изобразительного искусства. Вообще фильм будет посвящен столетию Пушкинского музея, но тема шире, и мы в основном рассказываем про Щукина и Морозова – про то, как русские купцы первыми поняли современное искусство, и за определенный период времени в России появилась самая богатая художественная коллекция. Кто-то это сочтет открытием, кто-то нет.

Коль скоро вы спросили про Зворыкина, то метод съемок в новом фильме будет примерно тот же. Это так называемая документальная драма, когда о героях, в общем, мало осталось свидетельств, они не запечатлены на кинохрониках, и важно воссоздать их в виде игровых реконструкций на документальной основе.

– Будет ли продолжаться передача «Какие наши годы»?

– Да, это делается в виде «сезонов», когда штук пять выпусков записывают, а потом они подряд выходят. Вообще передача считается разовым шоу, а не цикловой программой.

– У вас очень много подражателей на нашем телевидении. Наверняка вам предлагали заняться и преподавательской работой. Как вы к этому относитесь? Возможно, кто-то из молодых журналистов сможет напрямую перенимать ваш опыт?

– Преподавать нужно уметь и хотеть. У меня другие интересы. Более того, я считаю, что профессиональному человеку, чтобы чему-то научиться, достаточно внимательно смотреть мои программы и фильмы. Если уж есть такое желание. Что касается подражателей, то да, меня часто об этом спрашивают, но, если честно, я сам подобного не вижу.

– Изменилась ли как-то ваша жизнь после премии Листьева?

– Глупо кокетничать и говорить, что мне не важны премии. Собственно, я даже не знаю, за что именно мне её вручили. Кстати, в свое время сериал «Намедни», который был столько раз показан, даже в номинацию не попал. Как и «Старые песни о главном». А это проекты, которые имели наиболее массовый успех из тех, что я делал. Я сейчас говорю о премии «ТЭФИ», которая раньше была очень престижной, а сейчас находится в таком полукоматозном состоянии.

– Как вам кажется, повлияла ли на профессиональное сообщество ваша знаменитая речь на вручении премии?

– Ваш вопрос – уже ответ. Если бы повлияла и что-нибудь изменилось, вы бы об этом не спрашивали. Откровенно говоря, у меня не было задачи на кого-то влиять.

– В прологе к своей книге вы пишите, что сейчас для журналистики неподходящее время. А какие условия должны измениться, чтобы такое время настало?

– Условие одно – должна быть востребованность качественной журналистики аудиторией. Только кажется, что журналистика зависит от журналистов. Вовсе нет – журналистика зависит от аудитории. У нас крохотные тиражи качественной прессы. У нас абсолютные тиражи подобной прессы ниже, чем в Польше. Во Франции три такие газеты, как «Коммерсант», в Англии – четыре. Я не думаю, что наша журналистика конца восьмидесятых-начала девяностых была существенно лучше, чем сегодняшняя журналистика того же «Коммерсанта», но была потребность общества.

– Согласны ли вы с тем, что пока Россия зарабатывает на ресурсах, будет не особо востребован профессионализм в самых разных областях?

– Ни одно правило не бывает абсолютным. Да, такая проблема, конечно, есть. Но это не абсолютное правило, и какое-то количество профессионализма востребовано. Хотя, конечно, когда баррель дорогой, можно любые проблемы заливать нефтедолларами. Но это очень зыбкое благополучие. На этом поскользнулся, собственно, Советский Союз, потому что все семидесятые годы нефть была дорогой, и этим была продлена сравнительная стабильность брежневского режима. А потом в 86-м году цена упала и…последствия мы знаем.

– Сейчас самая актуальная тема – прошедшие выборы в думу. Ходили ли вы голосовать?

– Нет, не ходил, я не смог себя уговорить на меньшее из зол. Лично знаю всех лидеров представленных партий. Никакого желания отдать им свой голос у меня не было. Хотя, наверное, это неправильно. Но, может быть, тот, за кого я хотел бы проголосовать, не смог зарегистрироваться. Сначала делаем все, чтобы политический процесс в стране замер, а потом…Почему вы меня гоните в ресторан, где мне не нравится меню?

– Как вы относитесь к многочисленным выступлениям против прошедших выборов, которые сейчас проходят по России?

– Вообще-то я считаю, что поздно проснулись, нужно было раньше все это начать. Плохо, конечно, что в принципе засыпали, нужно бы пораньше, но лучше поздно, чем никогда. В обществе назрел явный запрос на перемены. Слава Богу, это произошло до того, как навернулся баррель. Есть ощущение застоя, есть ощущение необходимости какого-то движения вперед. Подталкивать к этому, конечно, бессмысленно. Никого нельзя осчастливить насильно. Говорить: «Вася, проснись, ты недостойно живешь, посмотри, что происходит» – ну это не дело, конечно.

– Как вы относитесь к мнению, все эти выступления  - это очередная попытка экспорта цветной революции?..

– Чушь собачья! Перестаньте, ну как… Вы человек, книжки читающий, что же чушь повторять?! «Это все придумал Черчилль в восемнадцатом году», ага. Просто унизительная глупость какая-то! За какое чмо нужно считать собственный народ, чтобы допустить, что это все по указке Хиллари Клинтон?! Это просто… фантастическая способность к терпению прямых оскорблений. Позволять себе в христианской европейской стране такое говорить населению!.. И не слышать ничего в ответ…

– Хорошо, а как вы думаете, к чему это может привести?

– Это зависит от людей. Если они покричат «не забудем, не простим!» с пятого по десятое, а потом уйдут на новогодние каникулы, то тогда не будет никаких последствий. Бессмысленно это прогнозировать. Вы так задаете вопрос, как будто это спускается сверху. У меня нет никакого мнения, нужно сначала посмотреть, насколько это долгоиграющие настроения. То, что мы видели – да, свидетельствует об изменениях. Но мы знаем прекрасно, как у нас все быстро забывалось. Я думаю, что 21 августа 1991 года никто не предполагал такой ситуации, как сейчас, спустя 20 лет. Всем казалось, что впереди нас ждут хрустальные замки и какая-то новая, честная страна, которая будет давать нам повод гордиться собой каждую секунду. Но так не получилось. Мечтания в России часто заканчиваются ничем. А причина тому – наша фатальная национальная неспособность к самоорганизации, к самодисциплине, к требовательности к себе и планомерной работе на благо собственной цивилизации. И элиты, конечно, слабые, но и население с них ничего не спрашивает.

Ян Муравьев-Апостолл (материал подготовлен на основе встречи Леонида Парфенова с читателями в ТД «Молодая Гвардия»)