Если составить список самых знаменитых секретных агентов, возникших в недрах мировой беллетристики, то в первой тройке, после Джеймса Бонда, наверняка окажется его почти тезка – Джейсон Борн. Агент, потерявший память, но не навыки. Человек, обреченный на поиск сведений о себе и о своем месте в мире...

Создатель Джейсона Борна, американский писатель Роберт Ладлэм, родился в 1927 году и долгое время не подозревал о своем подлинном призвании и о той блестящей карьере, которую ему предстоит сделать в сфере остросюжетной литературы. Боб Ладлэм служил в морской пехоте, играл на Бродвее, снимался в кино и телесериалах, и лишь когда ему исполнилось сорок три года, написал свой первый роман «Наследство Скарлатти» – о том самом «золоте партии», которое из гитлеровской Германии попало за океан и стало основой тайного фонда неонацистов, мечтающих о возрождении «тысячелетнего рейха». Первый роман увидел свет в 1971 году и сразу стал сенсацией, предопределив основную доминанту всего творчества Ладлэма: отныне и до самой кончины, последовавшей ровно через три десятилетия после литературного дебюта, автор сосредоточился на теме конспирологии – разного рода тайных обществ и секретных комплотов, призванных менять существующую реальность. Среди самых известных книг Ладлэма на эту тему – «Бумага Мэтлока» (1973), «Рукопись Чэнселлора» (1977), «Круг Матарезе» (1979), «Заговор «Аквитания» (1984) и, конечно, «Завет Холкрофта» (1978; на русский язык переводился также как «Завещание Холкрофта»), где автор продолжил тему, начатую в первом же своем романе «Наследство Скарлатти» – тему спрятанной партийной кассы НСДАП, каковую последыши фюрера намерены использовать в самых неблаговидных целях.

Роман и теперь, более трех десятилетий спустя после выхода в свет, читается на одном дыхании. Конечно, Роберт Ладлэм высокий профессионал, однако только этого факта не достаточно, чтобы удовлетворить избалованного любителя детектива – как американского, так и российского. Мастерство автора политических триллеров состоит в том, чтобы обращаться к проблемам, которые будут волновать читателей не только XX, но и XXI века. Сегодня интерес к «Завету Холкрофта» объясняется и дополнительными обстоятельствами. Прежде всего, неизбежными политическими аллюзиями. В атмосфере перманентного экономического кризиса тема тайных банковских манипуляций в Америке вновь становится злободневной. В России же о финансах, тайком выведенных из страны – не без участия высокопоставленных государственных чиновников и партийных функционеров – не судачит только ленивый. В отличие от многих своих коллег, не способных предложить приличной версии (одновременно правдоподобной и литературно выигрышной), Ладлэм своим повествованием о кровавых приключениях, связанных с фашистскими вкладами в швейцарском банке, вынужден был – без всякого желания – закрывать эту брешь, образовавшуюся в нашей детективной литературе.

Согласно сюжету, ни в чем не повинный американец немецкого происхождения Ноэль Холкрофт (он же Ноэль Клаузен) должен был страдать за отцовские грехи и исполнять две функции одновременно – западного джеймса бонда, разведывающего тайные нацистские вклады, и (в царстве аллюзий) – нашего майора Пронина, долженствующего, по идее, заниматься подобными же изысканиями примерно в тех же географических широтах (все партии любят прятать деньги в Швейцарии). Как всегда у Ладлэма, честный дилетант, поступающий нелогично, мешает профессионалам из разных «ведомств» сосредоточиться и ухлопать его. Холкрофт – как и его близнецы из аналогичных романов писателя – вынужден постоянно сталкиваться с проявлениями тайных и могущественных сил, и, чтобы добиться успеха, ему приходится играть то за одну, то за другую команду. Любой шаг главного положительного героя, в конечном счете, становится дополнительным очком в его пользу.

Тут следует, наконец, подробнее коснуться уже упомянутой причины успеха романов Ладлэма вообще и «Завета Холкрофта» в частности. «Ладлэм сумел соединить понятный интерес рядового читателя к тайнам и интригам в «коридорах власти» с характерной для американского менталитета пристрастной любовью к герою-одиночке, который на свой страх и риск вступает в борьбу с неизмеримо превосходящими силами», – справедливо замечает исследователь мирового детектива Сергей Бавин. Писатель достаточно умело убеждает читателя, что мировые заговоры на самом деле имеют место. Собственно говоря, в самой теории мирового заговора нет ничего необычного. По сути, она представляет собой всего лишь побочный продукт уютнейшей философии позитивизма, точку неожиданного компромисса между Воландом и его собеседниками на Патриарших: с одной стороны, жизнью человеческой и всем вообще распорядком на земле «сам человек и управляет», а с другой – бесспорно, «кирпич ни с того ни с сего на голову не свалится».

В мире позитивизма, где нет места ни Богу, ни случаю, а господствуют лишь интерес и польза, любое событие – результат воздействия вполне конкретных сил. И значит, можно допустить как неизбежность существование влиятельных и многочисленных групп людей, которые – втайне от толпы – принуждают события развиваться так, а не иначе, к своей полной и окончательной выгоде. В этой аранжировке теория заговора теряет апокалиптический характер и действует на простого смертного даже успокоительно. Если ты щепка в водовороте, атом в сравнении с макровеличинами, остается расслабиться и получать удовольствие: ты слишком мелкая рыбешка, чтобы акула обратила к тебе свою пасть. Отдадим должное благородству и изобретательности Ладлэма. Он не унижает читателя стереотипами вроде жидомасонского заговора, цэрэушного или кагэбэшного. Отдельные представители спецслужб в романах действуют, однако они тоже не более чем статисты в чужой Большой Игре. На первом же плане оказывается нечто экзотическое, невероятно значительное, тайное: «Инвер-брасс», «Аквитания» и т.п. Красиво и непонятно.

В романе «Завет Холкрофта» мировой заговор вращается вокруг двух секретных суперколоссов – «Зоммеркиндер» («Дети солнца») и «Нахрихтендинст» («Служба информации», безобидное название, наподобие ТАСС). Оба названия, естественно, обманчивы. Солнечные детки сочиняют ужасный заговор с целью построения всемирного Четвертого Рейха на деньги, оставшиеся от третьего. «Тассовцы» организуют контрзаговор, направленный против первого. Сюжет захватывает, ибо ни «отрицательные», ни «положительные» заговорщики средств не разбирают. К концу романа Ноэль перестает быть благородным одиночкой, намеревается жизнь положить на алтарь борьбы с солнечными извергами и рад, что он частица силы противоположного вектора. Финальный эпизод, когда герой с помощью снайперской винтовки отстреливает из укрытия крупнейшего международного террориста из числа зоммеркиндеров, показателен.

Неиссякаемая тема международного терроризма – еще одна причина популярности детективных романов Ладлэма. Напомним, что первая экранизация «Идентификации Борна» (режиссер Роджер Янг, в главной роли Ричард Чемберлен) состоялась еще в 1988 году. Главный персонаж после ранения теряет память и не может понять, кто же он: то ли международный террорист, чуть ли не сам Карлос-Шакал, то ли охотник за террористами. И книга, и фильм вышли в ту пору, когда Карлос еще находился в розыске. А вот новейшие экранизации эпохи «нулевых», когда роль беспамятного агента сыграл Мэтт Дэймон, состоялись уже в ту пору, когда реального Карлоса благополучно поймали, и сценаристам пришлось обыгрывать тему амнезии главного героя.

Надо заметить, что и прежде Ладлэму не очень везло с экранизациями. Даже когда за дело брались такие культовые режиссеры, как Сэм Пекинпа (поставивший в 1983 году фильм «Уикэнд Остермана»), результат был не конгениален романам. Ну а нынешние сценарии фильмов про Борна, динамичные и глуповатые, уж тем более прекрасно оттеняют высокопрофессиональную работу Ладлэма-романиста: у него-то концы сходятся с концами, сюжет не провисает, мотивировки логичны...

И сегодня, спустя десятилетие после кончины Ладлэма, его книги продолжают выходить огромными тиражами; более того, неплохо расходятся даже книги, созданные уже другими авторами, но по ладлэмовским лекалам. Матрица работает уже и без ее создателя – не этот ли феномен свидетельствует о подлинном успехе? Да, у магии ладлэмовского вымысла, условно говоря, «ограниченный срок воздействия»: она работает ровно до тех пор, пока не закрыта книга. Когда же очередной роман прочитан, понимаешь, что в мире, увы, все сложнее и алогичней, чем можно представить. Будь по-иному, жизнь была бы все-таки предсказуемей и гораздо тоскливее. Конечно, на нашей планете есть одно по-настоящему массовое движение, для которого не существует границ и которое, так или иначе, влияет на определенные физические процессы в мире: броуновское движение молекул. Но оно, кажется, не засекречено.

Лев Гурский